Ближе всего в них И. Бродский – исповедальной верой повествования, переплетением бытовых деталей с «высокими материями», интеллектуальной насыщенностью стиха, непоказным страданием – Е. Баратынскому, хотя более желчен, ироничен. = = Поэзия Бродского = =
.
.
Разговорная интонация довлеет у И. Бродского над метрической структурой стиха. В ней различимы устоявшийся скепсис, усталая, сдержанная ирония, тоска, глухая, привычная боль. Свою душевную муку художник, однако, прячет, и там, где надо бы криком кричать, — горд, презрителен, олимпийски бесстрастен, как много перенесший, умудренный жизнью, ничему не удивляющийся человек, всему знающий цену.
Поэзия Бродского — О чём стихи?
Поэт ощущает себя пребывающим в пустыне, изображён отдельным от окружающего мира стенами своей комнаты, превращающейся для него в островок свободы. Частную жизнь И. Бродский ставит выше общественной, потому что только она в условиях государственного диктата даёт возможность быть независимым, сохранить чувство человеческого достоинства, не подвергнуться обезличиванию.
И. Бродский всегда на стороне индивида, на стороне духа, на стороне культуры. Основной задачей прогресса он считает духовно-нравственное совершенствование свободной личности, решительно отвергает всё, что этому препятствует. Но И. Бродский редко обращается к прямым обличиям. Он предпочитает ироническое философствование, даже «паясничанье», отражающее отношение поэта к самому «качеству жизни» тоталитарного государства: её унифицированности, закрепощенности, убожеству, абсурдности, в конечном счёте – бессмысленности. У иронии И. Бродского трагический подтекст, ибо для высокоодухотворённой личности жизнь-абсурд – пытка, источник непрекращающихся нравственных страданий. Трагиироническое начало в восприятии современности роднит художника с У. Оденом (которого И. Бродский в Нобелевской лекции называет в числе своих учителей) и Т. Стоппардом (пьесу которого «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» он перевёл), вносит в русскую поэзию 60-х годов новую струю. И. Бродский акцентирует «второсортность» державы, «второсортность» эпохи, в которую живёт, исповедует «бегство» от аномальной, изуродованной действительности, духовный прорыв в «иной» мир.
.
.
Конец прекрасной эпохи…
Даже «циничные», «кощунственные» высказывания и описания художника – порождение трезвого взгляда на вещи, отсутствие боязни называть их своими именами. Такова, например, реакция поэта на изменение общественно-политической ситуации в результате удушения «оттепели» («Конец прекрасной эпохи», 1969):
Жизнь в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
К сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
Видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твёрдо блюдут,
Но раздвинуты мир должен где-то сужаться, и тут –
Тут конец перспективы.
К моменту наступления стагнации меняется сам стих И. Бродского: из него исчезают символико-романтические образы, мотив движения, он «прозаизируется», «тяжелеет», становится более мрачным. «Граница между ранним и зрелым Бродским приходится на 1965 – 1968 годы. Поэтический мир Бродского как бы застывает; начинают преобладать темы конца, тупика, пустоты, немоты, одиночества, бессмысленности всякой деятельности» — писал Лотман М. можно сказать, что произведения художника этих лет дают образно-поэтический эквивалент наступившего в обществе застоя.
Поэзия Бродского и Тема смерти
Особенно большую роль в творчестве И. Бродского начинает играть тема смерти. Дело не только в закономерном внимании поэта к одной из вечных тем мировой философии и литературы. Сосредоточенность на этой теме – тоже своеобразная форма отстранения от безысходности, мертвенности, ирреальности жизни, ибо в сравнении со смертью – общечеловеческой трагедией – меркнут все другие беды и несчастья. Больший ужас:
Нас других не будет! Ни
Здесь, ни там, где все равны, —
Перекрывает, поглощает меньший. Так, перенести разрыв с любимой женщиной поэту даёт силы горькое сознание, что рано или поздно все обречены на вечную разлуку с теми, кто был им дорог. В цикле «Строфы» (1968) читаем:
На прощанье – ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука –
Лишь прообраз иной.
Когда в другом стихотворении И. Бродский пишет:
<…> и я рад, что на свете есть расстояния
Более
Немыслимые, чем между тобой и мною, —
То, конечно, имеет в виду абсолютно непреодолимое «расстояние» между живым и мёртвым. Пережить расставание с родиной поэту помогает мысль о том, что предстоит ещё более страшное расставание – с жизнью.
Смерть для И. Бродского – водораздел между жизнью и небытием – «пустотой». Эта последняя категория характеризуется посредством соотнесения с адом, причём оказывается, что ужас «пустоты» превосходит ужас ада.
Наверно, после смерти – пустота.
И вероятнее, и хуже Ада.
<…>
Идёт четверг. Я верю в пустоту.
В ней, как в Аду, но более хреново, —
Стихи о смерти — Поэзия Бродского
Пишет И. Бродский в стихотворении «Похороны Бобо» (1972). В «пустоте» нет ничего, даже адских мук. Это господство тьмы, полного, абсолютного уничтожения того, что было человеком. В представлении И. Бродского жизнь, завершающаяся «пустотой», — бессмысленна, напрасна. В загробном мире массовый человек хотел бы обрести аналог своего земного существования, но обретает абсолютное небытие. Иной итог демонстрирует смерть личности, создавшей нетленные духовные ценности. Этот итог – посмертное бытие, бессмертие. Поэтический цикл И. Бродского «Стихи на смерть Т. С. Элиота» (1965) – не столько реквием, сколько апофеоз выдающегося англо-американского поэта. Смерть певца изображается здесь как его «уход к другим» — бессмертным, в вечность. Душа поэта, воплотившаяся в стихи, избегает тленья, небытия. Всё, что увековечено Элиотом, невозможно вычесть из жизни, как и его самого, — убеждён И. Бродский.
.
.
«Оплакивая потерю (любимого существа, национального героя, друга или властителя душ), автор зачастую оплакивает – прямым, косвенным, иногда бессознательным образом – самого себя…» — утверждает художник. Оплакивание Элиота напоминает И. Бродскому о собственном конце, побуждает ещё при жизни как бы примерить смерть на себя и одновременно рождает понимание возможности преодоления посмертного небытия: «ничто» побеждается вечным. Отсюда – не только трагический стоицизм И. Бродского в переживании жизни с её неотвратимым финалом, но и «проверка» всего, что он делает, вечностью. Будущее, верит поэт, вберёт в себя все истинные ценности, созданные в настоящем, дарует их создателям бессмертие.
Вечная жизнь в стихах Бродского
«Вечная жизнь» И. Бродского не равнозначна «вечной жизни» христианской религии. Она достигается непрерывным духовным восхождением к абсолютному и адекватным самовыражением в слове. Не заметно, чтобы поэта прельщал Рай. Напротив, И. Бродский характеризует его как «место бессилья», «тупик», ибо в Раю отсутствует развитие, движение. Трудно приложить к представлению о Рае и такие понятия, как творческая одержимость, вечная неудовлетворённость собой, подвижничество, без чего И. Бродский не мыслит своей жизни. «О нём можно сказать то, что он сказал о Цветаевой, с не меньшим основанием: это поэт, у которого нет Рая» — писал Найман. Да и бог как один из адресатов в творчестве И. Бродского – скорее дань литературной традиции, поэтический символ.
Из строк «Большой элегии Джону Донну»:
Господь оттуда – только свет в окне
Пустынной ночью в самом дальнем доме, —
Видно, что автор предполагает наличие Абсолюта, превосходящего тот, который, согласно традиционным верованиям, связывается с именем Бога. Именно потому И. Бродскому так понятен вопрос М. Цветаевой из стихотворения «Новогоднее»:
Не один ведь Бог? Над ним другой ведь
Бог?
То, что для остальных – высший предел, конечная инстанция, для обоих поэтов – ступень в движении к новой высоте. И. Бродский поясняет, что «речь идёт не об атеизме или религиозных исканиях», а о «поэтической версии вечной жизни, имеющей больше общего с космогонией, нежели со стандартной теологией». Концепция «вечной жизни» И. Бродского близка цветаевской. Это – непрекращающееся и после смерти духовное бытие в «залетейской державе», характеризующееся неостановимым движением ввысь. Пространственные координаты бесконечности используются для обозначения вектора духовных устремлений, временные акцентируют принадлежность поэта к будущему – к вечности.
Как и для М. Цветаевой, для И. Бродского понятия «жизнь» и «смерть» оказываются лишёнными того смысла, который вкладывают в них другие, становятся сугубо условными обозначениями различных форм бессмертного бытия.
.
.
.
Views: 16