Приходится удивляться, что исследователь не захотел понять, какую активность и каких героев приветствовал Луначарский, какому «большому делу», которое хочет делать «коренной благодарный читатель» Горького (М Горький), критик призывал писателей помогать.
.
.
Само собой разумеется, что в подцензурной печати Луначарский не мог говорить полным голосом, называть вещи своими именами. Но читателям тех лет были совершенно понятны и в самой пьесе, и в статье Луначарского встречающиеся там иносказания, было ясно, что значил в условиях царской России призыв Нила «вмешаться в самую гущу жизни… месить её и так и эдак». Только сознательно закрывая глаза, можно не видеть социального смысла и политической направленности той активность горьковских героев, которую отмечал Луначарский, и сводить всё к пресловутому «биологизму».
В такой трактовке критических суждений Луначарского о Горьком, очевидно, сказалось влияние воспитанной в течение длительного периода привычки «прорабатывать» Луначарского не только за его реальные, но и мнимые ошибки.
К «Мещанам» Луначарский возвращался в это время не раз. В статье того же, 1903, года горьковский Нил противопоставляется гамлетирующим интеллигентам с их «теоретизирующей, топчущейся на одном месте осторожностью» (,,Образование,, 1903, №11, отд.2, стр. 148). А через несколько лет, говоря о разлившейся по России широкой волне «эмансипации интеллигенции» от «социального вопроса», от «революционной задачи», Луначарский назовёт «красноречивых и надутых идеологов» этой «эмансипации» Петрами Бессменовыми и процитирует программный монолог Бессменова-сына: «Общество? Вот что я ненавижу». (,,Очерки философии коллективизма,, сб.1, изд. «Знание», СПб., 1909, стр.310)
К 1903 году относятся и первые попытки критика наметить основные черты идейно-творческого облика Горького в целом.
.
.
В одной из своих многочисленных рецензий, печатавшихся тогда в журнале «Образование», Луначарский устанавливает нечто общее между Горьким и Марксом, подчёркивая у автора «Песни о Буревестнике» свойственный марксистскому учению дух борьбы за жизнь, достойную человека.
Но в той же рецензии Луначарский ошибочно сближал идеи и настроения Горького с идеями Ницше, у которого критик находил привлекавший его «гордый вызов обществу и его устоям, подчёркивание прав личности на совершенствование и радость жизни» (,,Образование,, 1903, №8, отд.3, стр.89).
Известно, что в молодости Луначарский пережил сильное увлечение Ницше и пытался некоторые части его философии связать с марксистскими взглядами и революционными настроениями, за что его справедливо критиковал Плеханов. Это был не единственный пример философской «эмульсии», которую пробовал создавать увлекающийся и подверженный разным влияниям молодой Луначарский. Даже в советское время, утверждая уже со всей категоричностью, что ницшеанство и марксизм соединять нельзя, и подчёркивая, что Ницше, прежде всего, был выразителем империалистической идеологии, Луначарский полагал,
.
«что у Ницше попадаются отдельные страницы и главы, которые приемлемы вообще для всякого класса, утверждающего жизнь, борьбу, развитие и борющегося со всякой христианской мерехлюндией»
.
(ЦПА ИМЛ, ф.142, оп. 1, №417, л. 48 \ О чертах империалистической морали в учении Ницше, о том, что оно служит реакционным ,,хищным классам,, Луначарский писал и до революции, к примеру, статья «Мещанство и индивидуализм» в «Очерках философии коллективизма», сб.1).
В 90-е и даже в 900-е годы прошлого века, тезис о ницшеанстве Горького выдвигался целым рядом критиков. Это объяснялось не только их близорукостью, но и не достаточной ещё отчётливостью позиций писателя, переживавшего период исканий. Луначарский в отличие от многих критиков (в том числе Г. Новополина, на книжку которого он писал упомянутую выше рецензию) не объявлял Горького «ницшеанцем», но тем не менее склонен был усматривать в раннем Горьком преимущественно певца индивидуально-анархического протеста дерзновенной личности, причём под рубрикой «яркого, воинственного индивидуализма» им объединялись такие несхожие образы, как Ларра и Данко.
.
.
Конечно, Луначарский сознавал, что «литературный аккорд, который взял и постепенно стал разрабатывать М. Горький, был сложен» (А. Луначарский. Литературные силуэты. Госиздат, М – Л., 1925, стр. 139). В этом аккорде он слышал противоречивые звуки, о чём неоднократно говорил впоследствии: романтизм и реализм, боевой мажор и горький минор. Критика волновал вопрос, как будет развиваться творчество писателя, в каком направлении пойдут его поиски положительного героя. По собственному признанию, Луначарский даже «с некоторой тревогой»* присматривался к ранним произведениям Горького, но появление «Мещан» его «успокаивало». Через ряд лет он вспомнит об этом:
.
«Мы, молодые социал-демократы, следя за творчеством Горького, были обрадованы в ,,Мещанах,, появлением Нила, импонирующего своей любовью к труду, здоровьем – противоположностью интеллигенции»**.
.
*,,Русская мысль,, 1903, №2, отд.2, стр.65
**,,Вестник театра,, 1919, №17, 1 – 3 апреля.
Однако и в последующем творчестве Горького порой появлялись мотивы, вызывавшие у критика новые опасения. Так обстояло дело со второй пьесой Горького – «На дне». Её жизненная правда, проникающее её глубокое человеколюбие не могли не привлечь Луначарского.
Он не раз потом вспоминал монолог Сатина О Человеке с большой буквы и «чудесные слова» * Луки о том, что все люди «для лучшего живут», что «сякого человека уважать надо». Но философско-этические проблемы, поставленные Горьким в пьесе, и ответы, которые давал на них писатель, несколько озадачили Луначарского. Эти проблемы и ответы были связаны с образом Луки, врачующего человеческие страдания при помощи утешительной лжи.
*,,Очерки философии коллективизма,, сб.1, стр.241.
.
.
Почти все критики самых различных лагерей восприняли тогда луку как целиком положительного героя пьесы, как «выразителя симпатичной автору этики» (П. Орловский (В. Воровский). Из истории новейшего романа. – В сб.: Из истории новейшей русской литературы. Изд. ,,Звено,, М., 1910, стр.15). Луначарский также увидел в пьесе явные симпатии автора к Луке и его проповеди. Но если критики буржуазного лагеря единодушно одобряли Горького за образ Луки и его трактовку, усмотрев в этом желательный для себя поворот в творчестве писателя, отказ от пугавших их настроений бури и натиска, то критик-революционер расценивал этот как «грехопадение» писателя, хотя и временное, поскольку он продолжал верить в «боевой инстинкт» автора «На дне» (М Горький) (,,Правда,, 1905, №4).
Впрочем, критик не настаивал на безусловной правильности своего впечатления от пьесы. Верно почувствовав сложность образа Луки и авторского отношения к нему, Луначарский при перепечатке статьи в следующем году сделал оговорку:
.
«Мы не ручаемся, что не ошиблись. У нас есть также данные думать, что Горький с самого начала отрицательно относился к своему Луке»
.
(А. В. Луначарский ,,Отклики жизни,, Изд. О. Поповой, СПб., 1906).
Может вызвать удивление, что Луначарский ограничился всего несколькими строками о самой знаменитой драме Горького, в то время как «Мещан» он характеризовал дважды и более развёрнуто, а двум пьесам последующих лет («Дачники» и «Варвары») посвятил по специальной статье. Но сам критик достаточно отчётливо разъяснил, почему он отдал предпочтение той, а не другой теме.
.
«Я считаю, -писал он, — драму «На дне» произведением более художественным, чем драму «Мещане», но в социально-психологическом отношении она даёт бесконечно меньше, так как разновидности общественного «дня» не могут иметь для нас того значения, какое имеет «мещанство».
.
(,,Правда,, 1905, №4).
.
.
Молодой Луначарский был по преимуществу критиком-публицистом («лично я не чувствую призвания к ,,эстетической критике,,»* — признавался он). А для критика-публициста в пьесах Горького 1904 – 1905 годов, являвшихся правдивыми картинами расслоения русского общества на очень важном историческом этапе, содержался богатейший социально-психологический материал.**
*,,Литературный распад,, кн.2. СПб., 1909.
**Не случайно в публицистике Луначарского (в статье «Экскурсия на ,,Полярную звезду,, и в окрестности», в памфлете «Три кадета») используются образы и эпизоды из «Дачников» и «Детей солнца».
Рассмотрение галереи горьковских «дачников» позволяло критику-большевику дать меткую и беспощадную оценку и откровенным мещанам-хищникам, и обывателям, прикрывающим своё эгоистическое нутро красивыми словами, и утончённым эстетам, желающим только отвернуться и спрятаться от противоречий и уродств жизни. Статью о «Дачниках» Луначарский заканчивал такими словами:
.
«Судя по многим тирадам Луки в драме «На дне», Горькому грозила опасность впасть в «мягкость»… Слава богу, что этого не случилось и что «жестокость» взяла в нём верх. Побольше, побольше жестокости нужно людям завтрашнего дня».
.
(,,Правда,, 1905, №4).
Большая социальная тема пьесы «Варвары» — столкновение старой, деревянной, патриархально-буржуазной и новой, железной, крупнокапиталистической России – явилась предметом анализа в следующей статье Луначарского.
В противоположность «сочно нарисованным отрицательным образам» критика в обеих пьесах не совсем удовлетворяли положительные персонажи, хотя он сознавал, что их идеи остаются неясными «по условиям, вероятно, совершенно не зависящим от автора» (,,Правда, 1905). Луначарский ждал от Горького, как и от других писателей, развёрнутого изображения положительных героев современной действительности – активных участников освободительного движения на его пролетарском этапе. Таких героев он вскоре увидел в произведениях Горького, созданных под воздействием первой русской революции.
А В Луначарский и М Горький… Продолжение следует в третьей части…
.
.
.
Views: 13